– Ну откуда мне знать? – протянула она с нежностью в голосе и потерлась носом о его нос. – Единственный честный ответ, который я могу дать: я считаю тебя неотразимым.

– Делайте ставки на неотразимость. Она улыбнулась его сарказму.

– Ты совсем не такой, каким я ожидала тебя увидеть. Ты намного серьезнее. Конечно, влюблен в себя по уши и плевать хотел на все, что вокруг тебя происходит. Но теперь я понимаю, что ты не людей чуждаешься, а их черствости.

Рэйлану нравилось то, что он слышал. Сцепив пальцы на затылке любимой, он поцеловал Кирстен в висок и потребовал:

– Расскажи еще.

– У тебя намного богаче внутренний мир, чем я себе представляла. Ты чуткий. В тебе человечность с лихвой восполняет нахальство.

– Разве я нахальный?

Она склонила голову набок, подставляя, шею его губам, которые тут же покрыли ее легкими быстрыми поцелуями.

– Ты знаешь, что это так. Ты поцеловал меня в первый же вечер, как только приехал.

– А кого целовала ты? Меня или Рамма?

– Не спрашивай, Рэйлан, я не знаю. Может, я ответила на поцелуй, потому что так давно не целовалась.

– Ты ревновала меня к Шерил, пока не выяснила, что она моя сестра. Признайся. Тебе было неприятно думать, что Дилан мой сын, ведь так?

Она кивнула:

– Да, я ревновала, хотя и понимала, что это глупо: какое я имела право ревновать? Рэйлан положил руки ей на плечи.

– Кирстен, позволь задать тебе один вопрос. Когда ты сегодня увидела горящий самолет, кого ты представила внутри – меня или Чарли Рамма? Ты испугалась за меня или это был страх, оставшийся тебе в наследство от Чарли? – Рэйлан провел большими пальцами по ее щекам, еще хранящим следы слез. – О ком ты плакала?

Она выдержала его пристальный взгляд, глубоко вдохнула и медленно выдохнула.

– О тебе, Рэйлан.

Со сладостным стоном Рэйлан притянул Кирстен к себе, и его приоткрытый рот приник к губам любимой. Их поцелуй длился целую вечность. То, что она отбросила робость и теперь сама была участницей любовной прелюдии, радовало его несказанно. Всякий раз, как он пытался прервать эту бесконечную череду поцелуев, она начинала новый раунд. Когда наконец их губы разъединились, он уткнулся лицом ей в шею и запустил пальцы в ее короткие мягкие волосы.

– У тебя вся голова пропахла этой дрянью, которой мне намазали руки.

– Ничего, – прошептала Кирстен. – Они болят?

– Немного.

– Я позвонила в клинику, и мне сказали, что с тобой все в порядке. Но я не знала, можно ли этому верить.

– Я прекрасно себя чувствую. Совсем другое место на моем теле беспокоит меня в данный момент.

Она засмеялась, так что Норт ощутил на губах этот смех; в жизни ему не доводилось слышать более эротичного звука, и руки сами потянулись к пуговицам на рубашке Кирстен. Когда все были расстегнуты, он увидел лифчик и нетерпеливо зарычал. Умелым движением отбросив его, Рэйлан сразу вцепился в темно-розовый сосок.

– Рэйлан! – Ее тело выгибалось под ним.

– Сладкая моя! – задыхался он. Его рука проникла под юбку Кирстен. Ладонь поползла вверх… Тихое мурлыканье Кирстен сказало ему все, что он хотел услышать, и Рэйлан смело потянул ее трусики. Стон застрял у него в горле, когда пальцы ощутили горячий мед ее лона.

В паху у него давило и жгло. Чтобы ослабить болезненное напряжение, он расстегнул брюки и стащил их вместе с трусами.

– Возьми меня как тогда, – прохрипел Рэйлан, направив ее руку к своей твердой плоти.

Она почувствовала жар любви, который отчаянно рвался из мужчины.

– Кирстен, Кирстен!

Она кубарем выкатилась из-под него. Рэйлан сначала подумал, что она хочет раздеться. Но увидел, что Кирстен суетится у спинки кровати, собирая одежду так, будто вырвалась от маньяка-насильника.

– Я не могу.

– Не можешь? – Голос его был сиплым. Она решительно покачала головой:

– Нет.

Из нежного друга и страстного любовника Рэйлан вдруг превратился во взбешенного мужлана: такая перемена мыслей и чувств была вызвана оскорбленным мужским достоинством.

– Что значит не можешь? – заревел он.

– Это и значит, – не осталась в долгу Кирстен.

– У тебя месячные, что ли? Слушай, я не такой брезгливый. – Он наслаждался румянцем на ее щеках.

– Совсем не то. Я не могу – не стану – заниматься с тобой любовью. Не сейчас. Никогда.

Из его горла вырывались хрипы, как из глотки прирученного зверя, в котором проснулись дикие инстинкты.

– Черт с тобой в таком случае! Ничего удивительного, что твой муж покончил с жизнью.

Глава 7

Не видя океана, забываешь, насколько он огромен, и ощущение чего-то действительно необъятного возвращается, только если снова сидишь в покое и смотришь на него не отрываясь. Той ночью у Рэйлана было достаточно времени для созерцания. Он не заметил, как подкрался рассвет, вычертив его силуэт на песке. Тень эта очень отдаленно напоминала человека с растрепанными волосами, вобравшего голову в плечи. Она могла принадлежать, например, людоеду из какой-нибудь сказки-страшилки.

Таким он себя и чувствовал в ту ночь.

Кляня себя, он откинулся на песок и посмотрел на небо. Там предрассветная бледность сменялась лихорадочным розовым блеском, как будто обреченный больной перед самой кончиной вдруг почувствовал себя лучше. Звезды, бессильные продлить отпущенное им время, мигали на прощание и гасли.

Рэйлан стал разглядывать свои руки. Ему было больно. Кожа покрылась волдырями и красными полосами. Может, это руки виноваты? Нет, боль укоренилась глубже – в подсознании.

Его мать часто говорила, что он самый неблагодарный пациент. Когда Рэйлан заболевал, то несвобода и вынужденная бездеятельность бесили его, и он готов был срываться на ком угодно. Никакая любовь и никакое терпение не могли победить в нем это. Так что винить за вчерашнее поведение придется свои больные руки. Жалость к себе не приходит одна: хорошо бы сейчас сделать кому-нибудь больно.

Да ведь уже сделал. Так больно, что и представить себе невозможно.

Он прикрыл глаза тыльной стороной ладони. Но это не помогло забыть лицо Кирстен: такое, какое у нее было, когда грубый мужлан произнес те жестокие слова. Она смотрела на Рэйлана, бледная, ошеломленная. Глаза казались слишком большими для такого лица. Губы, которые от поцелуев покраснели и припухли, теперь стали бледными и вытянулись в ниточку. От отчаяния. На его глазах она полностью переменилась. Вся съежилась и сникла, как будто что-то внутри оборвалось.

Атмосфера накалилась до предела, даже пахло озоном, как после грозы. Оба не в силах были двинуться с места и на мгновение потеряли дар речи.

После затянувшейся паузы Кирстен сказала срывающимся голосом:

– Это не было самоубийством. Как вы можете так говорить?

В конце фразы зазвучали истерические нотки. Возможно, не будь Кирстен такой спорщицей, он взял бы свои слова назад, извинился бы, снова обнял и приласкал ее, утешая.

Но упрямое желание сохранить верность памяти погибшего пробудило жестокость в живущем. Рэйлана все еще переполняло желание, и это тоже подливало масла в огонь его мстительности. Сам не зная зачем, он тогда нагло запрокинул голову и сказал:

– Такие уж ходят слухи, милочка.

– Это ложь, – отрезала Кирстен, быстро застегнула пуговицы на рубашке и расправила скомканную юбку. – Это ложь. Вы слышите меня? Чарли не совершал самоубийства. У него не было причин для этого.

– За исключением жены, которая любит обламывать.

– Как вы смеете?

– Смею, смею. Я что угодно посмел бы сделать и сказать женщине, которая откалывает такие номера, какие вы только что.

Кирстен гордо вздернула подбородок. Взгляд ее был полон чувства собственного достоинства.

– Я не собиралась заниматься с вами любовью.

– Вот и прекрасно!

– Так чего же вы раскричались?

– Просто вы немного опоздали с вашим «нет».

– Я не хотела, чтобы все зашло так далеко.

– Ах, вы не хотели? Поэтому Рамм и играл со смертью? Может быть, опасность в воздухе помогала ему преодолевать фрустрацию на почве секса?